вторник, 31 января 2012 г.

Опять вошли в моду платья...

Нынешним летом опять вошли в моду длинные   - в пол – платья и сарафаны. Само по себе это приятно радует глаз, ведь широкие длинные юбки необычайно эффектны и очень украшают женщину – зрительно «вытягивают» силуэт, стройнят, добавляют романтичности и загадочности.
Сарафаны с завышенной талией сразу уносят во времена героинь Джейн Остен или к женским портретам кисти Боровиковского, Левицкого, Брюллова. Такой образ неизменно влечёт за собой очень прямую осанку, плавные движения, приседания в реверансе, изящество жестов, удивительную грацию полувзгляда-полунамёка, утончённой игры веера. Такая женщина не шла, она как бы плыла в пространстве. И походка её была соответствующей – без покачивания, кручения и вихляний.

Кажется, жёсткость тогдашних канонов только стимулировала расцвет женственности. Корсет Корсет требовал прямой спины и развёрнутых плеч, шею надо было держать вертикально, голову – чуть откинуть назад. Такое приподнятое положение головы как бы удлиняло шею, уничтожало морщинки на ней и придавало женщине несколько высокомерный вид. Такая манера держать тело подтягивала живот и вынуждала вытягивать ноги в коленях, что придавало дополнительную стройность фигуре. В каждой ситуации, в каждом проявлении женщина умела ВЫГЛЯДЕТЬ, умела показать не только то что тогда называлось «хорошими манерами». Это проявлялось и в том, как она подбирает юбку, готовясь выйти из экипажа, и как подаёт руку кавалеру, собираясь закружиться в танце, как приветствует входящего гостя, как разливает чай… Это проявлялось во всём том подборе движений, с помощью которых человек осуществляет обычные бытовые действия, и которые находят выражение в осанке, походке, позах и жестах, но прежде всего – в том неуловимый, но непреходящем аромате женственности, женской сути – той внутренней Сути, том Образе, в котором Женщина являет Себя Миру.
Женские образы Боровиковского пленяют нежностью, необыкновенной мягкостью и внутренней гармонией. Эта гармония передаётся и позой,  и выражением лица, и отдельными поэтическими деталями. Её очень легко уловить в изяществе силуэта, в певучей плавности линий, во всём том ритме внутреннего настроя и внешнего облика женщина, который Пушкин называл «соразмерностью и сообразностью». Известный портрет Марии Лопухиной исполнен такого очарования и душевной прелести, что рядом с ним многие классические красавицы предстают холодной схемой.
М.И. Лопухина стоит в саду, облокотившись на старую каменную консоль. Обтекающий ее фигуру контур — то теряющийся, то возникающий в виде тонкой, гибкой линии — вызывает в памяти зрителя контуры античных статуй. Ниспадающие, сходящиеся или образующие плавные изломы складки, тончайшие и одухотворенные черты лица — все это составляет уже как бы и не живопись, а музыку.
Сходство с античной статуей ей придаёт в том числе и покрой платья. Именно такие платья, со сложно скроенной спинкой лифа и глубоким декольте (например, в форме каре), и очень высокой талией, превращали женщин в изящные античные статуи. Такое платье хорошо смотрится и на даме худой, и на даме полной – главное, высоко приподнятая грудь, плотно облегающий лиф, чёткие линии выреза…
Платья с завышенной талией бывают самыми разными. Взлёт их пришёлся на начало ХIХ столетия, в так называемую эпоху ампир, когда на смену узким лифам, надетым поверх жёстких корсетов, на смену пышным юбкам, покоившимся на фижмах, пришёл совершенно иной силуэт. Высоко поднятая грудь, талия, начинающаяся прямо под ней. Ткань небольшими складками ниспадала от груди до самого пола. В таких одеяниях, напоминающих известные нам костюмы эллинок или римлянок, со слегка завышенной талией, английские аристократки позировала уже с 1760-х  годов.  Чтобы носить такие платья, требовалась известная смелость, и дело не только в тонкой, едва ли не прозрачной ткани, которая могла при движении обрисовать и бедро, и колено – да что угодно, скрытое ранее от посторонних взглядов.
Женщина обретала свободу движения и выражения… С другой, мода, описав очередной виток спирали, предлагала очередной – хотя и несколько иной образ, который дамы и барышни – наши предшественницы – с неизменной элегантностью умели воплощать в жизни. Талия могла вернуться на своё «законное» место, могла вознестись опять, как это случилось перед Первой мировой войной, когда силуэт снова изменился, стал более вытянутым, талия опять предполагалась более завышенная…
Если рассматривать историю одежды, историю платья как историю души, как историю воплощаемого Образа, то, наверное, становится заметно, что, с одной стороны, присутствовало понимание сакральности одежды, с другой – она могла служить и служила средством познания себя, инструментом самовыражения. Завышенная талия в этом смысле давала иллюзию «взлёта», возвышенных устремлений. В начале ХХ века моду  на платья, талия у которых была расположена почти так же высоко, как целый век назад, ввели знаменитый Поль Пуаре, Мадлен Вионне, Мариано Фортюни. Ткань мягко обтекала фигуру, показывая её естественные изгибы…
Эту высокую ноту обрывает мировая война и революция. В 20-х годах талия на платьях опускается так низко, как никогда до этого… Заниженная талия давала именно иллюзию «заземления», что соответствовало тогдашним настроениям в обществе…
К нам возвращается женственный силуэт… Но почему-то именно сейчас, когда мы надеваем длинные платья и сарафаны, милые мои современницы, становится особенно заметно, что нам нужно больше внимания уделять умению носить этот предмет гардероба. Когда прелестное создание, вокруг стройных щиколоток которого развевается и струится подол лёгкой юбки, аршинным маршевым шагом, не замечая никого и ничего перед собой, пересекает вестибюль станции метро, волоча за собой сумку на колёсиках, которая, подпрыгивая и заваливаясь, не успевает вслед за явно спешащей хозяйкой, когда хозяйка сарафана упопомрачительного покроя и дивной расцветки, сутулясь и перекашиваясь под объёмом и тяжестью сумок, пакетов и пакетиков, тащится от супермаркета к остановке троллейбуса, - согласитесь, тогда каждая каждая женская особь, облачённая в платье, внутренне наполнена чем угодно, но вряд ли сознанием своей неповторимой женственности…
И дело даже не в балах и реверансах. Не в набивших оскомину – как обвинениях в пропаганде секса, так и – главное – в самой пропаганде… Дело не в пресловутой женской «свободе», которую сопровождают комментарием «за что боролись…»… Дело не в этом. Хотя, впрочем, и в этом тоже. Но не в этом главное. Главное, что в мире, где доминирует мужской стиль и мужское восприятие происходящего мы можем забывать о своей Истинной Природе, о том, как нам свойственно проявлять и раскрывать Свою Суть. Мы забываем и подавляем свою природу, самую сердцевину Женственности. Мы не дарим Жизни своего Женского Начала, своего Красивого Образа, и природа мстит нам, лишая мир красоты – красоты отношений, красоты проявлений, повседневной красоты жизни.
Проявляя своё естество, свою истинную суть, излучая изнутри Свет Женственности, мы оживляем происходящее. Оно становится сильным и упругим, как напившийся влаги цветок, и именно тогда мы начинаем творить – творить Свой Образ и Образ Жизни вокруг себя.
Давайте же начнём сотворение Жизни с создания собственного Красивого Образа!

пятница, 20 января 2012 г.

среда, 11 января 2012 г.

Что такое "Власть мгновения"?

Что такое "Власть мгновения"? Это название моей новой книги Это с одной стороны. А с другой...



Вся наша жизнь — череда мгновений... Разных. Когда-то великий немецкий поэт вложил в уста своего героя крылатую ныне фразу: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Но стоит ли останавливать даже прекрасные мгновения? Остановленное мгновение теряет аромат, свежесть и остроту чувства. В этот самый миг мгновение перестаёт быть прекрасным, оно, как засушенный цветок, несёт лишь тень воспоминания о былом цветении.


Остановить мгновение, сделать его живым и ярким, наполненным движением энергий и ритмом, биением пульса, устремлениями и надеждой, можно лишь обогатив его пытом стремления собственной души. Для меня таким опытом, таким постижением
 как глубин собственной души, так и необъятности окружающего Мира, стали собственные стихи — запечатлённая череда прекрасных мгновений, которые, соединившись в целое — в книгу — зазвучали неожиданно для меня самой  - мощно и призывно, вовсе не памятью о пережитых — волшебных, волнительных, любовных или блаженных  - моментах прошлого, а СУТЬЮ переплавленного в горниле душевной и творческой работы опыта, открывающего мне — нам  такие кладовые нашей — моей памяти, которая возвращает не тоску, а реальность возможность не просто стремления, а приближения — каждым моментом собственного бытия -  к тому совершенству, по которому томится, к которому стремится, которого жаждет каждая душа.



понедельник, 9 января 2012 г.

Опять вошли в моду платья...




Нынешним летом опять вошли в моду длинные - в пол летние платья и сарафаны. Само по себе это приятно радует глаз, ведь широкие длинные юбки необычайно эффектны и очень украшают женщину – зрительно «вытягивают» силуэт, стройнят и добавляют романтичности и загадочности. 



Сарафаны с завышенной талией сразу уносят во времена героинь Джейн Остен или к портретам барышень Борови-ковского, женским портретам Левицкого, Карла Брюллова. И такой образ неизменно влечёт за собой очень прямую осанку, плавные или стремительные движения танца, грациозные приседания в реверансе, изящный поворот или наклон головы и удивительную грацию полувзгляда, полунамёка, утончённой игры веера…


Женские образы Боровиковского пленяют зрителя нежностью, необыкновенной мягкостью черт лица и внутренней гармонией. Эта гармония передаётся всем художественным строем картины: и позой, и выражением лица, она подчеркивается и отдельными поэтическими деталями. Гармонию эту легко уловить в певучей плавности линий, в продуманности и соподчиненности всех частей портрета. К примеру, лицо М.И. Лопухиной, может быть, и далеко от классического идеала красоты, но оно исполнено такого несказанного очарования, такой душевной прелести, что рядом с ним многие классические красавицы покажутся холодной и неживой схемой. 


 М.И. Лопухина стоит в саду, облокотившись на старую каменную консоль. Обтекающий ее фигуру контур — то теряющийся, то возникающий в виде тонкой, гибкой линии — вызывает в памяти зрителя контуры античных статуй. Ниспадающие, сходящиеся или образующие плавные изломы складки, тончайшие и одухотворенные черты лица — все это составляет уже как бы и не живопись, а музыку.


Сходство с античной статуей ей придаёт в том числе и покрой платья. Именно такие платья, со сложно скроенной спинкой лифа и глубоким декольте (например, в форме каре), и очень высокой талией, превращали женщин в изящные античные статуи. Или величественные античные же колонны. 


Такое платье хорошо смотрится и на даме худой, и на даме полной – главное, высоко приподнятая грудь, плотно облегающий лиф, чёткие линии выреза, отсутствие многочисленных, особенно пышных, складочек.

В результате такого междисциплинарного видения проблемы и соединения восточной и западной философии родилась интерпретация истории костюма как истории человеческой души. В таком аспекте материал можно рассматривать на двух уровнях: первом - эпохальном, историко-хроникальном, глобально-историческом - история костюма Человечества; втором - индивидуально-личностном - это выбор и составление гардероба конкретного человека. 

Выбрав центром композиции костюма естественный центр фигуры - центр талии, можно проанализировать его устойчивость в зависимости от условно обобщенной формы костюма от набедренной повязки до массивных одежд, закрывающих все тело. Можно предположить, что устойчивость этого центра в костюме указывает на стабильность устремлений, постоянство физического и физиологического состояния человека.

Если рассматривать костюм как средство самовыражения, история костюма может предстать как история человеческой души. Изначально воспринимая тело как Богом данную одежду души, костюм может быть воспринят как вторая, искусственная кожа. Преемственность кожи и одежды основана на аналогичности их функций. То, что может выполнять и проявлять кожа (функции кожи как органа) - при необходимости выполняет и выражает одежда (функции одежды как вещи, знака, средства коммуникации и социализации ...). Обе - функционируют, "живут" только на теле человека. Обе - "связаны" с человеком через его физическое тело, как получение и фиксация переживания и ощущения опыта контакта. Если человек будет способен саморегулировать температурный и регенерирующий режимы своего тела и кожи, он не будет нуждаться в одежде. При такой ситуации вещи могут быть использованы как средство коммуникации с соблюдением внешних социально-обусловленных норм. Если же у человека защитная функция кожи и тела развита посредственно - одежда будет призвана ее компенсировать. 

Отмечая проявление духовности в истории костюма, преобразуем цепочку в кольцо (круг). Почему круг? Потому что начальная и конечная точки идентичны. Издавна у дзен буддийских мастеров считалось, что "круг и полная Луна символизируют совершенное просветление, то изначальное лицо, которое существовало до рождения, или космическое тело Будды. Ученикам прекрасно известно, что они еще далеки от подобного совершенства. Возможно, именно поэтому дзенские наставники так любят рисовать круг, самый устойчивый и неуловимый среди дзенских символов, очертания которого они набрасывают с неподражаемым мастерством, причем каждый раз именно так, чтобы мощный удар кисти никогда не возвращался в то место, откуда он начался. Не означает ли это, что в каждом выражении всегда должно присутствовать место для дальнейшего совершенствования?" (Генрих Дюмулен "История дзен буддизма Индии и Китая" ОРИС. СПб.1994. стр.233).

Пространственная схема эволюции костюма доказывает и это сравнение (схема из ст. Пространств, схема эволюции костюма): каждый исторический временной пласт имеет свой круг, в котором последняя позиция одного является начальной точкой для развития последующего. В нашем круге движение от "саркофага" к открытому телу может произойти двумя путями: путем духовно-аскетических практик с использованием или пониманием сакральности одежды - восточный подход; или путем эстетско-художественных экспериментов над одеждой с акцентом на внешнюю характеристику костюма - западный подход. В любом варианте выход один - на обнаженное тело. 

Человек, достигший гармонии "в себе" перестает быть подвержен влияниям извне. То есть, в любых одеждах святой не теряет своей святости, а его внешним самопроявлением через костюм будут цельнокроеные или драпированные одежды, подобные тем, в которых изображаются святые на иконах. Принимая во внимание этап возвращения просветленного в социум, костюм может быть использован как внешнее средство коммуникации, способствующее общению и соответствующее социально-временным требованиям эпохи, позволяющее не выделяться во внешне физическом плане.


Западный вариант познания себя через одежду предполагает проживание собственного тела в первую очередь как инструмента самовыражения и наслаждения.  


Так как человек является социальной единицей, он вынужден постоянно сознательно или бессознательно проявляться через костюм, выбирая между двумя крайностями: "Голый король" (шут по неволе) - "Адам" (самодостаточная личность). 



В этом ряду одежда, соответствующая социальным требованиям без ущерба индивидуальности демонстрирует гармонию человека в обществе, костюм Адама - гармонию "сам в себе", выбор одежд Голого короля - вызов обществу. В свою очередь, общество, вырабатывая и поддерживая моду на одежду, формирует эталон "героя времени" - идола-стимула. Продолжая оценивать костюм как вещь, которая является мобильной в конструктивном, технологическом и фактурно-материальном планах, можно рассмотреть варианты проработки параметров человек-костюм): в конструктивном плане по проработке композиции костюма относительно линии талии и относительно вертикальной оси.

Дальнейшее рассмотрение истории костюма предлагается вести с учетом сакральности костюма, оценивая его как результат человеческой деятельности, прообразом которой является ритуал с его сакрально-магическим значением. Сакральность действия переходит на костюм как на его результат. Необходимо так же учитывать сакральность функций костюма, проявляющихся в результате конкретного использования костюма в определенном месте с определенной целью и определенным образом воздействующих на человека.  



Варианты проработки костюма, относительно линии талии.



а) Естественная композиция костюма-фигуры;
б) Увеличение одежды от уровня талии к уровню стоп;
в) Увеличение одежды от уровня талии к уровню головы;
г) Тенденция выхода за естественные параметры тела за счет увеличения длины низа костюма (тенденция "шлейфа") и головных уборов (тенденция "роста");
д) Уменьшение одежды от уровня головы до уровня талии; (от бритья головы до обнаженного торса);
е) Уменьшение одежды от уровня стоп к уровню талии; (от пола до пупа);
ж) Тенденция "раздевания", уменьшение одежд от уровней головы и стоп одновременно;
з) Иллюзия "заземления" за счет занижения линии талии в костюме; пример: женский костюм 20-х гг. XX в.;
и) Иллюзия "взлета" за счет завышения уровня талии и костюме; пример: женский светский костюм стиля ампир.


Платья с завышенными талиями бывают самыми разными. Возьмём самый яркий пример, эпоху ампир – начало XIX столетия – когда на смену узким лифам, надетым поверх жёстких корсетов, и пышным юбкам, покоившимся на фижмах, пришёл совершенно иной силуэт. Высоко поднятая грудь, талия, начинающаяся прямо под ней, и никаких конструкций, расширяющих юбку (панье или фижмы). Ткань небольшими складками ниспадала от груди до самого пола. новая рождалась постепенно. В свободных одеяниях неоклассического стиля, напоминающих о костюмах древних гречанок или римлянок, со слегка завышенной талией, английские аристократки позировали ещё c 1760-ых годов.

В начале 1780-ых главная французская модница, королева Мария-Антуанетта, ввела в моду лёгкие платья-рубашки из белого муслина, которые просто перехватывались на талии широким поясом из контрастной ткани.



Так что когда в начале 1790-ых годов парижские модницы, прозванные "удивительными" (модников же называли "невероятными") начали носить платья, опять-таки подражавшие античным образцам, с очень завышенной талией, порою из тонких тканей, демонстрировавших все изгибы женской фигуры, это смогло произойти, поскольку почва уже была подготовлена. 

 Чтобы носить такие платья, требовалась известная смелость, и дело не только в тонкой, едва ли не прозрачной ткани, которая могла при движении обрисовать и бедро, и колено – да что угодно, скрытое ранее от посторонних взглядов.

Теперь грудь не стягивалась корсетом, а завышенная талия (возьмите это на заметку!) акцентировала внимание именно на груди. Даже если она не была открыта глубоким декольте.

Поначалу юбки новых платьев, иногда цельнокроенных, были собраны в небольшие складки вокруг всей талии (и спереди, и сзади, и по бокам). Такие платья на английском называли "round gown", "круглые платья". Из-за этого они получались относительно пышными, делая фигуру отнюдь не стройной, а, скорее, округлой.

Современные платья в стиле "бэби-долл", присобранные вокруг завышенной талии, дают тот же эффект, и именно он заставляет многих счесть, что завышенная талия им не идёт, а подобные платья полнят.  

 Но тогда, в начале XIX века, на смену "круглым" пришли платья, передняя часть которых была гладкой.

А складки, если уж очень хотелось, можно было сделать сзади, или же вообще обойтись без них, просто расширив платье книзу.  

 Именно такие платья, со сложно скроенной спинкой лифа и глубоким декольте (например, в форме каре), и очень высокой талией, превращали женщин в изящные античные статуи. Или величественные античные же колонны. Такое платье хорошо смотрится и на даме худой, и на даме полной – главное, высоко приподнятая грудь, плотно облегающий лиф, чёткие линии выреза, отсутствие многочисленных, особенно пышных, складочек.

Не беспокойтесь, если всё сделать правильно, то в платье такого покроя, особенно вечернем, вы будете не хуже императрицы Жозефины, супруги Бонапарта.  

Мода на завышенную талию и свободные, ниспадающие складками платья царила по всей Европе; через несколько лет ей и самой предстояло уступить место другому силуэту... а английский королевский двор упрямо держался за сочетание старого и нового, которому в свою очередь предстояло скоро устареть.

 Конечно, такие платья надевались только по торжественным случаям – представление юных аристократок ко двору, дни рождения монархов, церемонии награждения – но за почти два десятка лет существования этой моды подобных платьев было сшито и гордо продемонстрировано великое множество...

При русском дворе "античный" стиль тоже прижился не сразу, и при торжественных выходах императорской двери императрица и её дамы всё ещё носили платья с панье, как и за полвека до этого. Однако к 1805 году платья с завышенной талией воцарились и там.

Но всё течёт, всё изменяется. Изменилась и мода, и талия стала "стекать" на своё законное место. 

 Перед Первой мировой войной силуэт снова изменился, став более вытянутым; линии смягчились, талия вновь начала подниматься...

Знаменитый Поль Пуаре ввёл в моду платья, талия у которых была расположена почти так же высоко, как целый век назад.

Не менее знаменитая Мадленн Вионне придумывала платья, вдохновившись античными статуями с драпировками, которые плавно ниспадали от завышенной талии.

Мариано Фортюни создавал платья "Дельфос", особенная жатая ткань которых мягко облекала фигуру, показывая её естественные изгибы... 

 Но война и революции оборвали всё на высокой ноте.

Пришёл "дивный новый мир".

В 1920-ые талия платьев опустилась так низко, как никогда до этого. Талия же (равно как и грудь) хозяек этих платьев почти десятилетие не играла никакого значения – в моде были худощавые тела с узкими бёдрами.

Что ж, если у вас такая фигура, то тогдашние платья будут отлично смотреться, ещё больше подчёркивая – нет, не тонкую талию, а всю тонкую фигуру целиком.

А если нет...

Либо худеть, либо пытаться соблюсти модный силуэт, но при этом всё-таки завысив линию талии, либо... носить корсет, утягивавший на этот раз не только талию, но и грудь, и бёдра, и живот.
   
 Ничего, скоро талия снова вернётся обратно. Её снова будут подчёркивать, поднимать, опускать, забывать о ней...

Словом, вы уже поняли, что у нас, счастливиц, есть выбор?

Можно завысить ставку, а можно и занизить.

Главное – не прогадать! 

среда, 4 января 2012 г.

ЧУДОТВОРНАЯ СИЛА

Вокруг новогодних праздников всегда витает тонкий аромат предвкушения Таинства. Ожидания Чуда. Сбывающегося Чуда. Свершающегося волшебства.

- С Новым годом вас! Исполнения желаний! - сказал на днях подвозивший меня таксист. И добавил. - Вот так желаем, желаем всего себе и другим, и не верим, что сбудется...

"Ты не веришь..." - привычно перефразировала я про себя сказанное собеседником, не желая поневоле быть вовлечённой в стан "неверящих".

Слава Богу, подсознание не воспринимает частицу "не". Для него пожелание прозвучало вполне естественно:

- Вот так желаем чуда себе и другим и верим, что сбудется.

Сама мысль о Чуде - чудотворна. Счастье и Чудо - одной природы. Результат - свершение - равен мере искренности с самим собой.

Если ваше-наше-моё Чудо - улыбка другого человека, то волшебный путь туда начинается от улыбки самому (самой) себе, из глубины собственной души до ворот сердца другого человека, чьей улыбки жаждет душа.

Есть притча. У нищего в руках оказался кувшин с живой водой. Он выплеснул её на дорогу. Стоило ему омыться ею, и он обрёл бы всё. Почему она оказалась ему не нужна?

Именно поэтому. Не было в душе чудотворной силы.

Желание увидеть Чудо - самый верный путь навстречу СВОЕЙ СЧАСТЛИВОЙ СУДЬБЕ. Вокруг настоящего Истинного Желания всегда расцветает что-то красивое.

Жизнь ждёт нашей радости в ответ на эту Красоту. Она ждёт нашего Участия. Участия в сотворчестве. Участия в чудотворении.

Чудес нам, милостивые судари и прекрасные сударыни!