Опять вошли в моду платья...

Нынешним летом опять вошли в моду длинные   - в пол – платья и сарафаны. Само по себе это приятно радует глаз, ведь широкие длинные юбки необычайно эффектны и очень украшают женщину – зрительно «вытягивают» силуэт, стройнят, добавляют романтичности и загадочности.

Сарафаны с завышенной талией сразу уносят во времена героинь Джейн Остен или к женским портретам кисти Боровиковского, Левицкого, Брюллова. Такой образ неизменно влечёт за собой очень прямую осанку, плавные движения, приседания в реверансе, изящество жестов, удивительную грацию полувзгляда-полунамёка, утончённой игры веера. Такая женщина не шла, она как бы плыла в пространстве. И походка её была соответствующей – без покачивания, кручения и вихляний.

Кажется, жёсткость тогдашних канонов только стимулировала расцвет женственности. Корсет Корсет требовал прямой спины и развёрнутых плеч, шею надо было держать вертикально, голову – чуть откинуть назад. Такое приподнятое положение головы как бы удлиняло шею, уничтожало морщинки на ней и придавало женщине несколько высокомерный вид. Такая манера держать тело подтягивала живот и вынуждала вытягивать ноги в коленях, что придавало дополнительную стройность фигуре. В каждой ситуации, в каждом проявлении женщина умела ВЫГЛЯДЕТЬ, умела показать не только то что тогда называлось «хорошими манерами». Это проявлялось и в том, как она подбирает юбку, готовясь выйти из экипажа, и как подаёт руку кавалеру, собираясь закружиться в танце, как приветствует входящего гостя, как разливает чай… Это проявлялось во всём том подборе движений, с помощью которых человек осуществляет обычные бытовые действия, и которые находят выражение в осанке, походке, позах и жестах, но прежде всего – в том неуловимый, но непреходящем аромате женственности, женской сути – той внутренней Сути, том Образе, в котором Женщина являет Себя Миру.

Женские образы Боровиковского пленяют нежностью, необыкновенной мягкостью и внутренней гармонией. Эта гармония передаётся и позой,  и выражением лица, и отдельными поэтическими деталями. Её очень легко уловить в изяществе силуэта, в певучей плавности линий, во всём том ритме внутреннего настроя и внешнего облика женщина, который Пушкин называл «соразмерностью и сообразностью». Известный портрет Марии Лопухиной исполнен такого очарования и душевной прелести, что рядом с ним многие классические красавицы предстают холодной схемой.

М.И. Лопухина стоит в саду, облокотившись на старую каменную консоль. Обтекающий ее фигуру контур — то теряющийся, то возникающий в виде тонкой, гибкой линии — вызывает в памяти зрителя контуры античных статуй. Ниспадающие, сходящиеся или образующие плавные изломы складки, тончайшие и одухотворенные черты лица — все это составляет уже как бы и не живопись, а музыку.

Сходство с античной статуей ей придаёт в том числе и покрой платья. Именно такие платья, со сложно скроенной спинкой лифа и глубоким декольте (например, в форме каре), и очень высокой талией, превращали женщин в изящные античные статуи. Такое платье хорошо смотрится и на даме худой, и на даме полной – главное, высоко приподнятая грудь, плотно облегающий лиф, чёткие линии выреза…

Платья с завышенной талией бывают самыми разными. Взлёт их пришёлся на начало ХIХ столетия, в так называемую эпоху ампир, когда на смену узким лифам, надетым поверх жёстких корсетов, на смену пышным юбкам, покоившимся на фижмах, пришёл совершенно иной силуэт. Высоко поднятая грудь, талия, начинающаяся прямо под ней. Ткань небольшими складками ниспадала от груди до самого пола. В таких одеяниях, напоминающих известные нам костюмы эллинок или римлянок, со слегка завышенной талией, английские аристократки позировала уже с 1760-х  годов.  Чтобы носить такие платья, требовалась известная смелость, и дело не только в тонкой, едва ли не прозрачной ткани, которая могла при движении обрисовать и бедро, и колено – да что угодно, скрытое ранее от посторонних взглядов.

Женщина обретала свободу движения и выражения… С другой, мода, описав очередной виток спирали, предлагала очередной – хотя и несколько иной образ, который дамы и барышни – наши предшественницы – с неизменной элегантностью умели воплощать в жизни. Талия могла вернуться на своё «законное» место, могла вознестись опять, как это случилось перед Первой мировой войной, когда силуэт снова изменился, стал более вытянутым, талия опять предполагалась более завышенная…

Если рассматривать историю одежды, историю платья как историю души, как историю воплощаемого Образа, то, наверное, становится заметно, что, с одной стороны, присутствовало понимание сакральности одежды, с другой – она могла служить и служила средством познания себя, инструментом самовыражения. Завышенная талия в этом смысле давала иллюзию «взлёта», возвышенных устремлений. В начале ХХ века моду  на платья, талия у которых была расположена почти так же высоко, как целый век назад, ввели знаменитый Поль Пуаре, Мадлен Вионне, Мариано Фортюни. Ткань мягко обтекала фигуру, показывая её естественные изгибы…

Эту высокую ноту обрывает мировая война и революция. В 20-х годах талия на платьях опускается так низко, как никогда до этого… Заниженная талия давала именно иллюзию «заземления», что соответствовало тогдашним настроениям в обществе…

К нам возвращается женственный силуэт… Но почему-то именно сейчас, когда мы надеваем длинные платья и сарафаны, милые мои современницы, становится особенно заметно, что нам нужно больше внимания уделять умению носить этот предмет гардероба. Когда прелестное создание, вокруг стройных щиколоток которого развевается и струится подол лёгкой юбки, аршинным маршевым шагом, не замечая никого и ничего перед собой, пересекает вестибюль станции метро, волоча за собой сумку на колёсиках, которая, подпрыгивая и заваливаясь, не успевает вслед за явно спешащей хозяйкой, когда хозяйка сарафана упопомрачительного покроя и дивной расцветки, сутулясь и перекашиваясь под объёмом и тяжестью сумок, пакетов и пакетиков, тащится от супермаркета к остановке троллейбуса, - согласитесь, тогда каждая каждая женская особь, облачённая в платье, внутренне наполнена чем угодно, но вряд ли сознанием своей неповторимой женственности…

И дело даже не в балах и реверансах. Не в набивших оскомину – как обвинениях в пропаганде секса, так и – главное – в самой пропаганде… Дело не в пресловутой женской «свободе», которую сопровождают комментарием «за что боролись…»… Дело не в этом. Хотя, впрочем, и в этом тоже. Но не в этом главное. Главное, что в мире, где доминирует мужской стиль и мужское восприятие происходящего мы можем забывать о своей Истинной Природе, о том, как нам свойственно проявлять и раскрывать Свою Суть. Мы забываем и подавляем свою природу, самую сердцевину Женственности. Мы не дарим Жизни своего Женского Начала, своего Красивого Образа, и природа мстит нам, лишая мир красоты – красоты отношений, красоты проявлений, повседневной красоты жизни.

Проявляя своё естество, свою истинную суть, излучая изнутри Свет Женственности, мы оживляем происходящее. Оно становится сильным и упругим, как напившийся влаги цветок, и именно тогда мы начинаем творить – творить Свой Образ и Образ Жизни вокруг себя.

Давайте же начнём сотворение Жизни с создания собственного Красивого Образа!